Мои дедушка и бабушка жили напротив Бабьего Яра. В детстве я любила там гулять. Парк и парк. Красивый.
Папа рассказывал, как дедушку передергивало, каждый раз когда папа ходил туда гулять. Как нашел череп там и принес домой, поиграть. Отхватил от деда знатно. Череп всплыл в результате прорыва дамбы в 61 году и скорее всего не имел отношения к Бабьему Яру. Но папа отхватил все равно.
Как подслушал в детстве ругань двух соседок по дому, мол, сейчас ты кум королю, но я-то помню, как ты по Бабьему яру ночью шастала, золотые зубы у трупов рвала…
Как там стоял камень: «здесь будет сооружен памятник…»
Годами стоял.
Папа был армейским воспитанником, его старшина — циник шутил, зачем мы каждый год ездим с оркестром сюда на митинг памяти, давайте заставим воспитанников перенести камень к нам. Сэкономим время.
Долгие годы я утешалась тем, что в моей семье никто не сгинул в Холокосте. Дед со стороны мамы воевал, вернулся героем. Первый муж бабушки со стороны папы ушел на фронт и там остался. Бабушка с братом и дочерью уехали в эвакуацию в Сибирь. Государство эвакуировало по местам работы.
О папиной семье я мало знала, мы с ними не общаемся, кроме моего двоюродного брата.
И только пару лет назад, я решила у папы спросить, правда ли.
Папа удивился. Ты что, говорит. Мы жили на Подоле, киевляне поймут. Вайсбурги и Горлины. Как ты думаешь, куда они могли деться?
Половина большой семьи в Бабьем яру остались.
Я не знала.
Сейчас даже не вспомню имена и степень родства. Неважно.
А мама рассказывала, были люди в Киеве, которые тоже не знали о том, что происходило в Бабьем яру.
Правда не знали.
Жили далеко, а интернета тогда не было. Из дому не выходили. Узнали после войны только, и были очень удивлены.
Были люди, которые не хотели знать. Были такие, которые прятали евреев, выдергивали детей из толпы идущих. Были такие, которые ходили искать выживших, были те, которые сдавали полицаям детей, случайно вернувшихся домой. Были полицаи.
Разные были.
У меня особое отношение ко дню памяти Холокоста.
Одна из проблем полукровки. Никогда не знаешь, какая часть крови вскипит, в какой момент. Когда обижают русских или когда обижают евреев.
В день памяти Холокоста моя еврейская часть бурлит ключом.
Кто не в курсе, ЗОВ основан на законе принятом в Нюренберге. Кого считать евреем, а кого нет. До третьего поколения- в печку. Или в наше время — в Израиль.
Только в этот день я ощущаю себя полноценной еврейкой.
Не иудейкой, я разделяю религию и национальность и иудейкой никогда не буду.
Сразу по приезду в Израиль, раввинат исключил меня из клуба избранных за одну единственную неправильную русскую бабушку.
Спасибо им за это, они мне дали возможность выбрать религию по душе.
Но нацистов не интересовало вероисповедание . Их интересовала национальность и чистота крови. А для них я была бы первым кандидатом на мыло. Хотя бы за внешность.
Как писал Евтушенко? Для всех антисемитов я еврей и потому я настоящий русский? Вот. Для всех раввинов я русская и потому сегодня я…
Ну вы поняли.
Весь этот день наполнен одним смыслом. Помните. Помните! Помните и больше никогда не допускайте, чёрт вас дери!
Ожоги заживают дольше и тяжелее обычных ран и оставляют безобразный рубец.
Я не смотрю фильмы и передачи на тему Холокоста. Незачем. Нельзя еще больше травмировать зарубцевавшуюся ткань. Она теряет чувствительность. Я помню.
Меня обожгли в ранней юности поездкой в Яд ва шем. Школьными церемониями. Встречами с выжившими.
Не щадили мою детскую психику. Поездка в Польшу, по концлагерям, в одинадцатом классе. Шоковая терапия.
Очень правильно сделали, я считаю. Теперь я не забуду, даже если захочу. Не смогу.
Я не попала в Польшу, но рубец на душе остался.
И должен оставаться.
Этот рубец похлеще обрезания будет.
Мощнее действует. И пусть его силы хватит на подольше. Чтоб больше никому и никогда даже мысль в больную башку не пришла.
Для меня Холокост всегда будет ассоциироваться с Бабьим Яром.
Спите спокойно, мои погибшие родственники. Мы помним.
